Образование высшее, филологическое. Считаюсь поэтом и являюсь главным редактором сайта о культуре «Сфера» (sphere-krasnodar.org), который, кстати, был замыслен как некое поэтическое поступание. Почему нет? Ведь мы живём в эпоху «современного искусства». Это термин, а не привязка ко времени, но сам дух времени провоцирует на те ещё номера. Недавно, между прочим, наша команда запустила краудфандинговую кампанию «Мы вместе!» (planeta.ru/campaigns/48221), чтобы у каждого была возможность внести свой вклад в развитие проекта «Сфера» – одного из ярких явлений в Краснодаре, без преувеличения. То есть, я точно знаю, что говорю, но тут материала, как минимум, на целый лекционный курс по актуальной культурологии. Мы заняли свою нишу в «глокальном» информационном пространстве. И насколько прочно – зависит теперь не только от нас, но и от вас.

День из жизни

Все дни проходят по-разному. Строго нормированного рабочего дня у меня нет, всё зависит от ситуации. Поэтому могу работать и до двух часов ночи, а утром встать, к примеру, в шесть. К счастью, такое совпадение редко бывает. Занимаюсь ещё шахматами, работаю тренером.

Стезя

Как может не нравится художнику, в широком смысле этого слова, его работа? Она же и его стезя. Кто из них кого нашёл – это ещё тот вопрос. Однако ни в коем случае нельзя сказать, что работа над сайтом кормит меня. Скорее – наоборот: она меня ест. Во всяком случае, пока что. Это, кстати, также вполне обычный художнический момент, особенно в нашей стране. Зарабатываю на жизнь в совершенно другой области.

О предках

Любовь к слову и языку, к музыке у меня с детства. От родителей и дедушки. Отец преподавал в художественной школе, мама в музыкальной, а дед был журналистом. Генеалогическим древом я, конечно, интересовался. Один прадед был иконописцем – репрессирован. Дед – коммунистом, погиб на войне. Другой прадед – дворянин, эмигрировал после революции. Дед остался в России, стал профессиональным военным, после Великой Отечественной преподавал в академии в Москве. Но в 1953-м был «легко репрессирован» – разжалован и сослан в Краснодарский край, где промышлял журналистикой.

Малая родина

Я родился на Сахалине, в Александровске-Сахалинском. Туда уехали родители на волне советской романтики и прагматики брежневских времён. Жил там до 12 лет.

Детство

Воспоминания всегда, так или иначе, приятны. Таково свойство памяти – мифологизировать прошлое, независимо от того, какие там были проблемы. Проблемы всегда забываются, в большинстве случаев. А о детстве, пожалуй, у любого человека воспоминания самые тёплые. Ведь трудностей почти не существовало, их разруливали родители. Подумаешь, украли велосипед, ну разве это беда? Через неделю все равно нашли. Природа там, на Сахалине, конечно, великолепная, хотя и суровая зимой. Сугробы огромные, мы в них строили целые сети подснежных ходов, катакомбы. На лыжах и коньках катались постоянно, скоростные спуски с высоких сопок устраивали. Рыбалка, охота, море, огромные крабы, красивые насекомые: жуки, бабочки – летом, грибы, съедобные растения, каких здесь нет. Обилие клещей, кстати, почти забылось. Уезжая, мы сдали нашу энтомологическую коллекцию в музей – Дом Чехова. Потом ещё художественная школа и шахматный клуб, которые организовал отец… А частые маленькие землетрясения воспринимались нами, детьми, как развлечение. Просыпаемся утром в пионерском лагере и видим: кровати не на местах стоят. Прикольно.

В детстве я мечтал стать лётчиком, конечно, как многие пацаны, офицером. И ещё мечтал стать писателем. Но в сторону последнего как-то всё и пошло. Особенно после непоступления в Рижское военно-политическое училище в 1990-м из-за распада Советского Союза.

О новом поколении

Иногда ловлю себя на мысли, что к поколениям родившихся после 1980 года отношусь по-стариковски: вот, мол, в наше время… не то, что нынешнее племя. Однако спокойно тут же выгоняю подобный вздор и сор из головы. Время идёт, образ человека меняется. Всё нормально. И если я чего-то не понимаю, то это мои проблемы. Правда, есть одно «но»: вот этой вот так называемой постгуманистической жёсткости, массово проявляемой сейчас, я не принимаю и никогда не приму.

Скорее, это большая проблема – мировая, если взять культурологически. Мы в уникальное время живём: происходит распад прежней социокультурной парадигмы – антропоцентрической, просвещенческой и имперской одновременно. Имперской — в смысле агрессивного распространения более продвинутых цивилизаций. Можно, конечно, метафорически, сопоставить это время с эпохой угасания античности. Со всеми признаками подобного угасания: моральным разложением элит, варваризацией, культурным и экономическим кризисом, расцветом эгоцентрических, а то и вовсе деструктивных религиозных культов – восточные практики, маги там всякие, колдуны… Христос (тогда – сектант) явился спасителем именно человеческого в царившем вокруг ментальном и духовном хаосе. Такое бывает раз в тысячелетие! Есть чем гордиться! А как-то не хочется. И совсем не потому, что где-то в каком-то прошлом было хорошо, его не вернуть. К тому же там, в прошлом, всякое было – и инквизиция, и цивилизаторские геноциды, не стоит об этом забывать. Прошлое ни в коем случае нельзя идеализировать, как делают это так называемые правые. То царская Россия у них идеал, то Советский Союз, то предки, которых зачем-то надо научно воскрешать, то какая-нибудь глубинка, где топором валенки размораживают. Ау! Где вы, призраки прошлого? Но вот левые, как всегда, идейно продуктивны. Насчёт будущего. И трансгуманисты. Они слепо верят, – не в Бога, потому что не могут, а в технологии. И хотят помирить всех со всеми, провозгласив толерантность. Я не против толерантности и многих других либеральных изобретений, но лишь до тех пор, пока они из орудий, направленных против угнетения, сами не становятся орудием угнетения. Анархический дискурс, наиболее продуктивный в культуре последней трети XX века, сегодня, пожалуй, уже целиком превратился товар, в «бунт на продажу». А та или иная «архичность», причастность к тем или иным традициям в стремлении хоть как-то упорядочить или ограничить революционный информационный шквал, оборачивается фундаментализмами, более или менее радикальными. Так и выпестывается этот самый постчеловек. Обращу внимание, что определение это – негативное: пост-. А значит, не свободное. Что-то вроде полукиборга. Представьте, вот вы симпатичная девушка, живая, и подходит к вам такой… весь упакованный, со всеми атрибутами, весь такой ироничный и полумёртвый. Думаете устоите? Если устоите – то родители помогут не устоять. Ведь он призывает светлое будущее, ради которого готов покосить миллиарды, как настоящий мачо.

В том-то всё и дело, что нечем здесь гордиться, нечему радоваться, потому что и правый реликтовый бронепоезд, и левый утопический космический корабль, направленный в несуществующую бесконечность, едут ПО ТЕБЕ. А жизнь-то одна… Сегодня они столкнулись лбами в Украине. И обзывают друг друга фашизмами. Разумеется, там всё сложнее, перемешаннее, уж простите грех упрощения.

 

Достижения

К своим наиболее значимым достижениям, конечно, отношу, те, которые лежат в области подлинных интересов. Упомянутый сайт, например. То, что пишу неплохие стихи. Однако главное духовное достижение, пожалуй, в том, что я научаюсь быть не привязанным ни к тому, ни к другому, ни к чему-то ещё. То есть не отождествляю свои достижения с тем, ради чего стоит разбиваться в лепёшку. Такое, знаете, преодоление синдрома запечатлённости.

Сокровенное

Удовольствие мне приносят очень простые вещи, как многим: то, что интересно, и любовь. Но без излишеств и извращений. То есть не удовольствие ради самого удовольствия, тем более – во что бы то ни стало. Главное качество, которое ищу в других, – порядочность.

Власть – это то, что меня меньше всего волнует. Не того я типа тип. Как говорится, спаси себя – и спасутся тысячи, а начни спасать планету – все погибнут, и ты сам. Стопроцентная истина, на мой взгляд.

Мучительными вопросами не мучаюсь, тем более без ответов. Таких очень много. Я по натуре деятель.

Восхищают, то есть духовно увлекают, разные исторические личности. Много было таких, они менялись. Да и сейчас сложно выделить кого-то одного. Но если уж выделять, то довольно стабильно на протяжении нескольких последних лет, пожалуй, Симона Вейль. Читая её записки, я испытывал настоящее потрясение. С тех пор не попадалось ничего более впечатляющего. А читаю я последние три года немало, несмотря на недостаток времени на это.

В молодости слушал тяжёлый рок. Прикалывал – именно так! – одно время панк-рок. Потом – или параллельно – было увлечение прог-роком. В настоящее время интересует только академическая музыка, особенно современная.

Будь у меня возможность сказать что-нибудь себе десятилетнему, я бы ничего не сказал. Только подмигнул бы, и то очень аккуратно, – вдруг он меня узнает.